командовать маразмом буду я!
взято отсюда: ficbook.net/readfic/81958
Тебя возбуждает прикосновения ножа к моей коже. Мои сдавленные стоны через твою руку. Тебя заводит смотреть на то, как дрожу, плачу, выгибаюсь под твоим касанием от боли. Ты садист. Ты творишь из меня мазохиста. Заставляешь с болезненным придыханием ждать нашей встречи наедине. Трястись о мысли, об этой изоляции…. В сладостном предвкушении этой ночи.
Но как бы небыли, порой, наши игры жестоки, ты не дашь нам дойти до стиля садомазо. Ты не дашь мне унизиться перед тобой. Не позволишь прогнуться. Мне больно. Я плачу сквозь зубы. Извиваюсь, словно под языками пламени. Но я не прошу прекратить, не прошу пощады, когда ты начал игру. Как бы я не выл, не стонал, я не позволю себе просить прекратить это. Не дам себе так упасть.
М-да... Возможно такое заявление немало смехотворно от лежащего на собственном столе в окружении приборов и даже скальпелей мужчины, в которого сейчас уверенно вгоняют ствол совсем не маленького калибра… давящегося своими же криками, уходящими не дальше, чем запихан в рот рукав халата...
Кхм… Не важно. Главное, что мы, забываясь, заходясь в пробирающим до мозга костей экстазе, не позволим себе перейти себя за наши негласно установленные правила.
Да и в ролевые игры мы не позволим себе играть. Роли уже давно выбраны, но я не могу их назвать. Я даже не могу их описать. Одно я знаю, и ты не раз мне шипел это на ухо, ты – мой маньяк. Ты мое животное, рвущее всех, кто не мил хозяину на британский флаг. Разносящее все преграды в щепки. Безумное и точное. Безжалостное и нежное.
Что ж, поначалу меня твоя игра пугала и смущала. Но, кто со мной не согласится, что она действительно не на шутку возбуждает? От твоих прикосновений я весь сжимаюсь с осознанием того, что меня будет ожидать, и отдаюсь тебе с головой, упоенный этим чувством.
Ха-ха. Ну кто бы мог подумать, что такой хронический задрот, как я... такой извращенец? Хотя да, нам это положено. Тем, кто обделён женским вниманием, в награду, хотя может и в проклятие дарован богатый мир эротических фантазий. Мы никчемны, по большей мере, для женщин. Порой, даже имея, помимо мозгов, нечто намного большее, чем смели бы предложить. Не важно. Я не знаю, сколько из ученых… да нет, задротов – так точнее будет хоть и грубее — геи, но мне ниспослано это Божье проклятие. И я не знаю, что бы я делал без тебя. Ты спас меня, когда мне было так плохо. Закрыл и защитил от всего мира. Помог подняться. Я полюбил тебя, хоть признался себе в этом не так давно.
Что может быть прекрасней и приятней, чем новое осознание столь прекрасной и приятной истины? Но, тем не менее, это причиняет мне нестерпимую боль. Физическую, когда ты без тени смущения, со взором, покрывшимся багряной пленкой возбуждения, вгоняешь в меня свой.. громадный... черт возьми! Против воли на глазах выступают слезы. Боже, мне так страшно становится видеть тебя таким. Ты же запросто можешь убить... С этим взглядом ты орудуешь ножом, наблюдая, как потоки крови бездыханных тел стекают по твоим рукам. Не редко потом, по прошествии дней, я продолжаю изнывать от этой боли, крайне унизительного происхождения.
В момент разгара "игры" чувства не играют значения. Тело и сознание существуют независимо друг от друга. Боль, страсть и еще раз боль!.. Тебе становятся безразличны судьба моего тела и психического здоровья. О, да, ДА, ДЕТКА! О, как ты любишь мои срывающиеся стоны, как же ты любишь вызывать их самыми немыслимыми способами... Синяки, ссадины, кровоподтеки, засосы, шрамы, укусы - все это мне приходится тщательно скрывать, хромым маршем "выползая" из комнаты. И это лишь малая часть всего, что мне приходится получать от тебя.
А есть ещё моральная боль. Это когда мне приходится смотреть в глаза командиру, рассыпающемуся в шутках, осуждающих гомосексуализм. Смотреть и улыбаться, понимающе и злорадно. Когда толкнув меня локтем в бок, он ухмыляется " От таких фриков нам с вами нужно мир зачищать! Кому, как не нам - нормальным мачо американцам, эту мразь закапывать, а, Ковальски?" В этих глазах стоит такая отчаянная, безумная надежда и доверие...
Мне омерзительно представлять, как мы выглядим со стороны. Мне кажется все время, что нас вот-вот кто-то застанет. Но, черт возьми, я хочу, я ТРЕБУЮ этих ощущений! Я требую этой боли и страха! Разврата и грязи! Ничего не возбуждает так, как страх быть обнаруженными... Непередаваемые эмоции, когда уже сносит с концами крышу и хочется выйти и заорать во всеуслышание о том, как мне хорошо.
Я с трудом приподнялся и, обхватив твою шею руками, потянул к себе. Ты ошалело поддался мне. Опершись руками об крышку стола, ты навис надо мной. Вот, ты такой сильный, и весь мой.
«Ты — мое счастье…» — устало улыбнулся я. Твои чуть раскосые сине-зеленые глаза раскрылись ещё сильнее.
О эти глаза... Глубокие, синие, как море, зеленые и бескрайние, как луга. В них хочется погрузиться с головой и утонуть.
«Чего?..» — все, что ты смог выдавить своим осипшим хриплым голосом.
Я напрягся всем телом, стараясь повалить тебя. Ты плюхнулся рядом со мной. Тепло и запах твоего тела…. Хочется просто сжаться в комочек рядом с тобой и уснуть. Но, нельзя. А если, вдруг, что? Нет, опасно.
Понимая, что скоро конец, ты остужаешь страсть, требующую боли, и, тяжело и хрипло дыша, буквально на срыве, пускаешься по моему, телу целуя, облизывая каждый квадратный сантиметр.
Нам с тобой, иногда, выпадает всего пара часов на недели. Это так тяжело для тебя. Доходит до того, что ты просто зажимаешь меня в углу базы, выгнув мне руки или растягиваешь по стенке и… задыхаешься мной. Целуешь шею. Да и все, что позволяет одежда. Скалишь клыки, едва сдерживаясь. Кусаешь кожу. Уши. Дышишь мне в лицо. В нос. Не знаю почему, но ты никогда не поцелуешь меня первым. Ты будешь ждать, пока у меня не сдадут нервы, и я сам не вопьюсь в твои губы. Тогда, закатив глаза, тебе уже будет на все наплевать. Боль снова станет твоим стремлением. Твоей целью.
Теперь ты лежишь передо мной и ничего не можешь понять. Я прижался к тебе. Грудь к груди. Нос к носу. Глажу тебя по волосам. Перебираю твой хохолок на голове.
Смотрю тебе в глаза. Ты помнишь, как их боялись? Помнишь, как я боялся тебя? Помнишь, как старался при тебе один не появляться? Помнишь, как я прятался за командиром? А помнишь… наш первый поцелуй? Там, в лаборатории. После очередного эксперимента по преобразованию твоих мыслей? Я помню. Я помню, что уже тогда чувствовал к тебе нечто странное. Мучился, не понимая, что же это. Пока не понял, что чувствую тебя. Что понимаю тебя без всяких приборов. Да, именно так. Как бы безумно и нелогично это не звучало.
Тот разговор с Рядовым у бассейна... Я понял тебя. Понял кто, ты есть. Каким больным, умалишенным, ненормальным, безвозвратно отстающим по развитию, тебя бы не называли, ты, все равно, человек. Мой Человек, с которым я готов провести всю свою оставшуюся жизнь, несмотря ни на что.
Я касаюсь своим носом пластыря на твоём. Языком вожу по твоим губам. Облизываю твой шрам. Целую скулы, щеки, лоб. Шепчу твое имя: «Рико». Сливаюсь с твоими губами. С легким стуком встречаются наши зубы. Ты водишь своим языком по моему ребристому нёбу. Отстраняясь, чтобы вдохнуть, кусаешь и оттягиваешь мою нижнюю губу.
К черту всех!.. Почему от этой любви я могу получить лишь эмоции загнанного животного? Кто они, чтобы осуждать нашу любовь? Почему мы должны сторониться всех и чувствовать себя неполноценными? Почему мы должны подстраиваться под их правила и нормы? Ха-ха, Боже, вот уж не думал, что когда-нибудь, и я так скажу!
Я знал о любви только то, что это война. Конечно, не в прямом смысле. Но это очень сложная вещь - хрупкая и трепетно конструируемая веками система. На протяжении всей моей жизни любовь была для меня каким-то мифом, идеалистической утопией.
Все, что я имел - одинокая и безответная влюбленность... И кто бы знал, что лишь когда перевалит за тридцать, мне воздастся сполна за все бесконечные годы одиночества и тщетной надежды. Но воздастся так своеобразно, не без некоторых вытекающих из этого. Так, чтобы я смог понять, какая непростая штука - эта истинная любовь...
И разве не лучший ли способ это понять, как лобовое столкновение с канонами общества? Разве не лучший способ доказать самому себе и избраннику искренность своих чувств, как рьяное противостояние притеснениям со стороны окружающих? Так в чем проблема?
Да, лично мы не станем шляться по специализированным заведениям с радужными вывесками на входе, не будем участвовать в жалких митингах и расхаживать по городу, виляя бедрами. Мы остаемся мужчинами, остаемся военными и потому, хоть и не вопим о своих предпочтениях на весь город, но в тык дать сможем, если кому-то, вдруг, что-то не понравится.
Я люблю тебя, и готов пройти через все, что готовит нам двоим судьба с гордой осанкой и поднятой головой, решительно глядя в будущее. Если они считают, что это не правильные отношения, то я не стану их переубеждать. Мне это незачем. Главное, что мы вместе, а. значит, поможем друг другу.
Я поцеловал тебя ещё раз, положил голову на твое плечо и закрыл глаза.
Задержи Всевышний время. И позволь с любимым мне оставить тяготы земного бремя.
Тебя возбуждает прикосновения ножа к моей коже. Мои сдавленные стоны через твою руку. Тебя заводит смотреть на то, как дрожу, плачу, выгибаюсь под твоим касанием от боли. Ты садист. Ты творишь из меня мазохиста. Заставляешь с болезненным придыханием ждать нашей встречи наедине. Трястись о мысли, об этой изоляции…. В сладостном предвкушении этой ночи.
Но как бы небыли, порой, наши игры жестоки, ты не дашь нам дойти до стиля садомазо. Ты не дашь мне унизиться перед тобой. Не позволишь прогнуться. Мне больно. Я плачу сквозь зубы. Извиваюсь, словно под языками пламени. Но я не прошу прекратить, не прошу пощады, когда ты начал игру. Как бы я не выл, не стонал, я не позволю себе просить прекратить это. Не дам себе так упасть.
М-да... Возможно такое заявление немало смехотворно от лежащего на собственном столе в окружении приборов и даже скальпелей мужчины, в которого сейчас уверенно вгоняют ствол совсем не маленького калибра… давящегося своими же криками, уходящими не дальше, чем запихан в рот рукав халата...
Кхм… Не важно. Главное, что мы, забываясь, заходясь в пробирающим до мозга костей экстазе, не позволим себе перейти себя за наши негласно установленные правила.
Да и в ролевые игры мы не позволим себе играть. Роли уже давно выбраны, но я не могу их назвать. Я даже не могу их описать. Одно я знаю, и ты не раз мне шипел это на ухо, ты – мой маньяк. Ты мое животное, рвущее всех, кто не мил хозяину на британский флаг. Разносящее все преграды в щепки. Безумное и точное. Безжалостное и нежное.
Что ж, поначалу меня твоя игра пугала и смущала. Но, кто со мной не согласится, что она действительно не на шутку возбуждает? От твоих прикосновений я весь сжимаюсь с осознанием того, что меня будет ожидать, и отдаюсь тебе с головой, упоенный этим чувством.
Ха-ха. Ну кто бы мог подумать, что такой хронический задрот, как я... такой извращенец? Хотя да, нам это положено. Тем, кто обделён женским вниманием, в награду, хотя может и в проклятие дарован богатый мир эротических фантазий. Мы никчемны, по большей мере, для женщин. Порой, даже имея, помимо мозгов, нечто намного большее, чем смели бы предложить. Не важно. Я не знаю, сколько из ученых… да нет, задротов – так точнее будет хоть и грубее — геи, но мне ниспослано это Божье проклятие. И я не знаю, что бы я делал без тебя. Ты спас меня, когда мне было так плохо. Закрыл и защитил от всего мира. Помог подняться. Я полюбил тебя, хоть признался себе в этом не так давно.
Что может быть прекрасней и приятней, чем новое осознание столь прекрасной и приятной истины? Но, тем не менее, это причиняет мне нестерпимую боль. Физическую, когда ты без тени смущения, со взором, покрывшимся багряной пленкой возбуждения, вгоняешь в меня свой.. громадный... черт возьми! Против воли на глазах выступают слезы. Боже, мне так страшно становится видеть тебя таким. Ты же запросто можешь убить... С этим взглядом ты орудуешь ножом, наблюдая, как потоки крови бездыханных тел стекают по твоим рукам. Не редко потом, по прошествии дней, я продолжаю изнывать от этой боли, крайне унизительного происхождения.
В момент разгара "игры" чувства не играют значения. Тело и сознание существуют независимо друг от друга. Боль, страсть и еще раз боль!.. Тебе становятся безразличны судьба моего тела и психического здоровья. О, да, ДА, ДЕТКА! О, как ты любишь мои срывающиеся стоны, как же ты любишь вызывать их самыми немыслимыми способами... Синяки, ссадины, кровоподтеки, засосы, шрамы, укусы - все это мне приходится тщательно скрывать, хромым маршем "выползая" из комнаты. И это лишь малая часть всего, что мне приходится получать от тебя.
А есть ещё моральная боль. Это когда мне приходится смотреть в глаза командиру, рассыпающемуся в шутках, осуждающих гомосексуализм. Смотреть и улыбаться, понимающе и злорадно. Когда толкнув меня локтем в бок, он ухмыляется " От таких фриков нам с вами нужно мир зачищать! Кому, как не нам - нормальным мачо американцам, эту мразь закапывать, а, Ковальски?" В этих глазах стоит такая отчаянная, безумная надежда и доверие...
Мне омерзительно представлять, как мы выглядим со стороны. Мне кажется все время, что нас вот-вот кто-то застанет. Но, черт возьми, я хочу, я ТРЕБУЮ этих ощущений! Я требую этой боли и страха! Разврата и грязи! Ничего не возбуждает так, как страх быть обнаруженными... Непередаваемые эмоции, когда уже сносит с концами крышу и хочется выйти и заорать во всеуслышание о том, как мне хорошо.
Я с трудом приподнялся и, обхватив твою шею руками, потянул к себе. Ты ошалело поддался мне. Опершись руками об крышку стола, ты навис надо мной. Вот, ты такой сильный, и весь мой.
«Ты — мое счастье…» — устало улыбнулся я. Твои чуть раскосые сине-зеленые глаза раскрылись ещё сильнее.
О эти глаза... Глубокие, синие, как море, зеленые и бескрайние, как луга. В них хочется погрузиться с головой и утонуть.
«Чего?..» — все, что ты смог выдавить своим осипшим хриплым голосом.
Я напрягся всем телом, стараясь повалить тебя. Ты плюхнулся рядом со мной. Тепло и запах твоего тела…. Хочется просто сжаться в комочек рядом с тобой и уснуть. Но, нельзя. А если, вдруг, что? Нет, опасно.
Понимая, что скоро конец, ты остужаешь страсть, требующую боли, и, тяжело и хрипло дыша, буквально на срыве, пускаешься по моему, телу целуя, облизывая каждый квадратный сантиметр.
Нам с тобой, иногда, выпадает всего пара часов на недели. Это так тяжело для тебя. Доходит до того, что ты просто зажимаешь меня в углу базы, выгнув мне руки или растягиваешь по стенке и… задыхаешься мной. Целуешь шею. Да и все, что позволяет одежда. Скалишь клыки, едва сдерживаясь. Кусаешь кожу. Уши. Дышишь мне в лицо. В нос. Не знаю почему, но ты никогда не поцелуешь меня первым. Ты будешь ждать, пока у меня не сдадут нервы, и я сам не вопьюсь в твои губы. Тогда, закатив глаза, тебе уже будет на все наплевать. Боль снова станет твоим стремлением. Твоей целью.
Теперь ты лежишь передо мной и ничего не можешь понять. Я прижался к тебе. Грудь к груди. Нос к носу. Глажу тебя по волосам. Перебираю твой хохолок на голове.
Смотрю тебе в глаза. Ты помнишь, как их боялись? Помнишь, как я боялся тебя? Помнишь, как старался при тебе один не появляться? Помнишь, как я прятался за командиром? А помнишь… наш первый поцелуй? Там, в лаборатории. После очередного эксперимента по преобразованию твоих мыслей? Я помню. Я помню, что уже тогда чувствовал к тебе нечто странное. Мучился, не понимая, что же это. Пока не понял, что чувствую тебя. Что понимаю тебя без всяких приборов. Да, именно так. Как бы безумно и нелогично это не звучало.
Тот разговор с Рядовым у бассейна... Я понял тебя. Понял кто, ты есть. Каким больным, умалишенным, ненормальным, безвозвратно отстающим по развитию, тебя бы не называли, ты, все равно, человек. Мой Человек, с которым я готов провести всю свою оставшуюся жизнь, несмотря ни на что.
Я касаюсь своим носом пластыря на твоём. Языком вожу по твоим губам. Облизываю твой шрам. Целую скулы, щеки, лоб. Шепчу твое имя: «Рико». Сливаюсь с твоими губами. С легким стуком встречаются наши зубы. Ты водишь своим языком по моему ребристому нёбу. Отстраняясь, чтобы вдохнуть, кусаешь и оттягиваешь мою нижнюю губу.
К черту всех!.. Почему от этой любви я могу получить лишь эмоции загнанного животного? Кто они, чтобы осуждать нашу любовь? Почему мы должны сторониться всех и чувствовать себя неполноценными? Почему мы должны подстраиваться под их правила и нормы? Ха-ха, Боже, вот уж не думал, что когда-нибудь, и я так скажу!
Я знал о любви только то, что это война. Конечно, не в прямом смысле. Но это очень сложная вещь - хрупкая и трепетно конструируемая веками система. На протяжении всей моей жизни любовь была для меня каким-то мифом, идеалистической утопией.
Все, что я имел - одинокая и безответная влюбленность... И кто бы знал, что лишь когда перевалит за тридцать, мне воздастся сполна за все бесконечные годы одиночества и тщетной надежды. Но воздастся так своеобразно, не без некоторых вытекающих из этого. Так, чтобы я смог понять, какая непростая штука - эта истинная любовь...
И разве не лучший ли способ это понять, как лобовое столкновение с канонами общества? Разве не лучший способ доказать самому себе и избраннику искренность своих чувств, как рьяное противостояние притеснениям со стороны окружающих? Так в чем проблема?
Да, лично мы не станем шляться по специализированным заведениям с радужными вывесками на входе, не будем участвовать в жалких митингах и расхаживать по городу, виляя бедрами. Мы остаемся мужчинами, остаемся военными и потому, хоть и не вопим о своих предпочтениях на весь город, но в тык дать сможем, если кому-то, вдруг, что-то не понравится.
Я люблю тебя, и готов пройти через все, что готовит нам двоим судьба с гордой осанкой и поднятой головой, решительно глядя в будущее. Если они считают, что это не правильные отношения, то я не стану их переубеждать. Мне это незачем. Главное, что мы вместе, а. значит, поможем друг другу.
Я поцеловал тебя ещё раз, положил голову на твое плечо и закрыл глаза.
Задержи Всевышний время. И позволь с любимым мне оставить тяготы земного бремя.
-
-
29.10.2012 в 23:29я подумал, что это Старфайтерс Каин/Авель хдд но чтоб ОНИ <3
-
-
30.10.2012 в 18:00но я же говорил, что это Рико/Ковальски тоже офигенный пейринг хД
-
-
30.10.2012 в 18:49